Зверята отправляются в космос
Зверята отправляются в космос. У них почти всё есть. Уже заготовили топлива одиннадцать полных бочек — сварили по старым рецептам из ежевичного сока, молока одуванчиков и торфа, который они выкопали на новую луну. Всё по науке, как учила Утка, Первый Космонавт среди птиц и зверей, всё по ее заветам, которые она однажды изложила на бересте, а потомки бережно сохранили.
Космическая повозка — из самого прочного дерева, лиственницы, без единого гвоздя, но на филигранно выточенных пазах, и каждая щербинка законопачена плотно, что даже крохотная тля не пролезет. Лучший бобр на всей планете к делу приложил лапу, глаз и сердце — бобр Фобр, не абы кто! С таким корпусом повозка весь космос насквозь пролетит.
Рулить определили Старого Крота. Известно ведь, что чем дальше от поверхности земли вверх, тем кроты видят лучше. «К тому же, — как сказал он сам, — согласно подсчетам, тропосферу рыть в двенадцать раз проще, чем рыхлую почву, стратосферу — в двадцать четыре, а дальше вообще ничего мешать не будет».
Выдали ему большущие перчатки, склепанные из металла, которые в разные годы люди оставляли в лесу — ложки, ножи, дуршлаги, кастрюли. С этим заданием бобру Фобру пришлось попотеть, но перчатки вышли складные.
Крольчиха и Бельчиха сшили скафандры для всех космонавтов. А для кого это — всех?
И правда, я ведь их не представил. Бобр Фобр вызвался бортовым инженером, Старый Крот — кормчим, а затеяли всё предприятие Заяц Без Глаза и Дерзкий Мыш. Да, те еще бандиты.
Когда разговоры о космосе только начались, Детектив Муравьед тоже проявлял интерес — но, как поговаривают, он в соседнем лесу сунул нос не в свои дела слишком глубоко и с тех пор пропал — не погиб, а просто решил залечь на дно. Решили не дожидаться.
Так на повозке освободилось пятое место. Тогда Барсучиха говорит: «А готовить вам кто будет?». На одних консервах в космосе было бы совсем тоскливо — Барсучиху же называли легендарной поварихой.
И вот в назначенный день все собрались на поляне провожать космонавтов в путь. В центре поляны высилась космическая повозка — памятник трудолюбию и отваге, немой, но величественный возглас в далекое небо, пружина величия духа, готовая разжаться. Рядом с ней стояли Заяц Без Глаза, который мужественно морщил лоб, Дерзкий Мыш, нетерпеливо дергавший ухом, Бобр Фобр с улыбкой во все зубы, Старый Крот, разомлевший на солнце, и Барсучиха Ми, которая первая заметила, что бочки с топливом греются на солнце и с прощаниями лучше долго не церемониться.
Всё равно все так расчувствовались, что не находили слов. Только бурундук, сухарь черствый, буркнул: «Космонавтов не бывает!», а через несколько минут пояснил, хотя его не спросили: «Потому что космос — древнегреческое понятие, давно утратившее смысл для нынешних людей и зверей, нельзя увидеть космос…»
Заяц Без Глаза поставил его на место: «Мы, старый пень, и космос, и первозданный хаос увидим, до самой пустотности неоформленной материи, а потом еще тебе расскажем и магнитики оттуда привезем».
В общем, зверята отправляются в космос. Уже заправили топливо. Уже подожгли. Уже оторвались от земли. Машут платочками! Становятся маааленькими фигурками в небе. Летят!
***
Надо ли говорить, что всё пошло не плану? В таких делах, как космические путешествия, трудно учесть все детали.
Во-первых, космос оказался не таким уж черным и пустым, а неопределенного цвета и скорее вязким, как бульон. Кроту, высунутому из окна космической повозки, приходилось прилагать немало усилий и чаще залезать обратно, чтобы перевести дух.
Во-вторых, Барсучиха обнаружила, что некоторые члены экипажа отбиваются от рук и не хотят питаться по расписанию.
В-третьих, они узнали, что на борту скрывается некий шестой пассажир, загадочный Х. Со стороны трюма слышались стуки, а с кухни начали пропадать консервы и сладости — немного, Барсучиха даже решила, что сама напутала, но Заяц и Мыш сверили цифры и наблюдения и начали допрос.
— Ну ты трюмá-то забабахал, кого там ныкаешь, а? — накинулся Мыш на Бобра Фобра, достав складной ножик из кармана. — Ты его сюды приводи по-хорошему, а то я этой железкой тебе тык-тык слева направо, тык-тык сверху вниз.
Бобр только лапками задрожал и глаза округлил, ничего не ответил. Пришлось Зайцу вступиться, чтобы до худа не довести. Осадил Мыша, решил, что лучше всем вместе прочесать территорию. Только Крота трогать не стали, пусть себе гребет.
Один час, второй — вот уже по всем углам технических помещений и грузового отсека прошли, каждую дощечку подняли, у каждого шкафа ящичек выдвинули. Нигде никого.
Стали возвращаться на кухню — и Заяц прямо на входе неестественно встал, как будто его к полу прибили, передние лапы слегка растопырил, поднял в воздух. Остальные к нему бросились — а он говорит:
— Тихо, тихо все. Без шума. Мыш, тебя отдельно прошу, не рыпайся, нож не доставай. У него пушка.
Все замерли. Заяц начал двигаться в центр дверного проема, а вместе с ним — еще одна фигура с револьвером, дуло которого смотрело Зайцу в ребра.
— Правильно, зверята, без паники, — сказал Детектив Муравьед. — Никто не хочет по-плохому. И я не хочу. Но с этими двоими у меня долгая история, и я вам расскажу, куда мы на самом деле летим.
***
Вскоре они сидели за кухонным столом. Заяц с Мышем — привязанные к стульям. Муравьед положил револьвер на стол, сделал глубокий вдох, долгий выдох и откинулся на спинку. Чиркнул зажигалкой, задымил сигаретой.
— Вам ведь известно, что вы собираетесь пролететь весь космос насквозь и достичь самого его сердца, приблизиться к хаосу? — спросил он.
Барсучиха Ми и Бобр Фобр нервно переглянулись и медленно кивнули.
— Бурундук перед отлетом верно указал на философскую сущность космоса, — продолжил Муравьед, — хотя по форме был неправ. Этого не писала даже Утка, но искателям истины, детективам вроде меня, известны различные феномены, которые начинают проявляться из-за удаления от поверхности. Дело в том, что в космосе бытие обретает концентрированный характер, и чем ближе к хаосу — тем само бытие становится гуще, появляются некоторые избытки, артефакты. Что-то вроде ворсинок или катышков бытия. Таким образом всякое сущее, и живое, и неживое, начинает претерпевать метаморфозы — его бытие неконтролируемо расширяется. Тот же, кто приблизился к хаосу, попросту перестает существовать в своей прежней форме. Заяц пообещал привезти магнитики из хаоса. Но любое сущее, взятое оттуда, неизбежно какое-то время будет деформировать всё окружающее. Оно может погубить лес — в той форме, в которой он нам известен. Всех жителей — таких, какими они нам известны.
— Это мы тоже знаем, — сказала, кивнув, Барсучиха.
— Мы же все за этим и летим, — согласился Бобр. — Да и лес нас только поддержал.
— Ладно, — ответил Муравьед. — Но проблема в том, что мы летим в противоположном направлении.
Бобр с Барсучихой охнули. Дерзкий Мыш умудрился стукнуть стол снизу ногой, так что ножки громыхнули о пол.
— Врешь! Слабо один на один на ножах, носатый, я те ща носик-то почикаю!
Заяц без Глаза усмехнулся и сказал:
— И чем докажешь, Господин Муравьед? Все же знают, что ты давно на меня желчью брызжешь. Из-за одной тёлочки. Вот и вся причина. А мы летим в хаос, расширять бытие, это факт.
Муравьед вздохнул.
— Я просто тебя опередил, иначе ты бы повязал всех. Сейчас сами увидите: наше бытие начнет сморщиваться, как кожа на пальцах после горячей ванны. Мы будем становиться площе и проще. Нет, Заяц, я понимаю твои мотивы, но зачем в это было втягивать всех? И да, смотрите все. Заяц уже проще, только притворяется — у него есть оба глаза.
Муравьед привстал, дотянулся до головы Зайца и отодвинул кусочек шерсти — там, где зияла пустота вместо глаза — оказалось, этот кусочек держался на не едва заметной резинке. А под ней… чёрная бусинка второго здорового глаза!
— Возмутительно! — вскрикнула Барсучиха. — Заяц! Как ты смел! Ты же очаровывал своим уродством невинных девушек!
— Засим призываю всех собравшихся принять меры по предотвращению, — продолжил Муравьед, — и предупреждению возможности ущерба воздушного судна и лиц, пребывающих на этом судне. Деятельность должна производиться…
Муравьед осекся. Сам ужаснулся тому, что сказал. Бобр и Барсучиха тоже выпучили глаза.
— Началось. Божечки, — сказал Бобр.
— Нам. Мне. Это. Аааааа! — закричала Барсучиха.
Все трое всполошились, бросились из-за стола, за которым оставили Зайца и Мыша. Поняли, что Крот всё это время греб и не слышал их разговоров — и надо теперь быстро объяснить ему, что нужно поворачивать!
Побежали в рубку. Там Старый Крот, как ни в чем не бывало, торчал из окна своей нижней половиной. Верхней, стало быть, рулил, потому что они явно летели вперед.
— Крот! Крот! — закричала Барсучиха. — Быстро разворачивай повозку назад! Мы в опасности!
Крот молчал.
— Он вообще слышит нас отсюда? Он же в скафандре, — забеспокоился Муравьед.
— Да всё он слышит, когда ему надо, — отмахнулась Барсучиха.
— Крот! Старый мой друг! — закричал Муравьед. — Говорит новый капитан корабля! Я приказываю немедленно развернуть повозку!
— Зачем, — послышался гулкий голос Крота. — Я чувствую себя неплохо. Не думаю, что можно чувствовать себя лучше. Какой смысл в направлениях вообще? Куда ни иди, в каком-то смысле ты всегда стоишь на месте.
— О нет, — сказал Муравьед и вздохнул. — У него уже следующая стадия. Надышался плохого бытия, он же там в открытом космосе рулит.
Все трое осели на пол — тела вдруг отяжелели, сердца стали давить в грудной клетке. И как теперь быть? Мысль о том, что их рулевой уже заражен, разом лишила их сил. Бобр задумался о том, как удобнее лечь для более комфортного дальнейшего разложения. Барсучиха вспомнила об ужине, но поняла, что не хочет есть и не хочет никого кормить.
Муравьед просипел через силу:
— Ссссопротивляемся. Двигаемся. Боремся.
Все трое завозились. Барсучиха завыла:
— Крот, дурак, поворачивай!
Муравьед снова подал голос:
— А! Я вспомнил! Чтобы. Противодействовать. Надо усложнять. Двигаться в противоположную сторону! Умом.
— Мммм, — промычала Барсучиха. — Крот, дурачина, развернись! Опомнись!
Крот молчал.
— Сложнее! — призвал Муравьед. — Крот, проснись! Пробудись!
— Пошевеливайся, глупец!
— Растормошись, дурында!
— Встрепенись, остолоп!
На последней фразе по рубке раскатился громкий смех Крота — тяжёлыми, упругими шарами. Старый Крот хохотал и даже задергал задними лапами.
— Встрепенись, остолоп? — донесся до них его приглушенный голос. — Чтоооо? Хахахаха! Почему так смешно? Как ты эти слова вспомнила вообще? И повторите, нам что, нужно повернуть, чтобы из этой пакости выбраться?
В лесу, конечно, расстроились, что космонавты вернулись без магнитиков, пожурили, но обещали дождаться их следующего полета.
Космическая повозка — из самого прочного дерева, лиственницы, без единого гвоздя, но на филигранно выточенных пазах, и каждая щербинка законопачена плотно, что даже крохотная тля не пролезет. Лучший бобр на всей планете к делу приложил лапу, глаз и сердце — бобр Фобр, не абы кто! С таким корпусом повозка весь космос насквозь пролетит.
Рулить определили Старого Крота. Известно ведь, что чем дальше от поверхности земли вверх, тем кроты видят лучше. «К тому же, — как сказал он сам, — согласно подсчетам, тропосферу рыть в двенадцать раз проще, чем рыхлую почву, стратосферу — в двадцать четыре, а дальше вообще ничего мешать не будет».
Выдали ему большущие перчатки, склепанные из металла, которые в разные годы люди оставляли в лесу — ложки, ножи, дуршлаги, кастрюли. С этим заданием бобру Фобру пришлось попотеть, но перчатки вышли складные.
Крольчиха и Бельчиха сшили скафандры для всех космонавтов. А для кого это — всех?
И правда, я ведь их не представил. Бобр Фобр вызвался бортовым инженером, Старый Крот — кормчим, а затеяли всё предприятие Заяц Без Глаза и Дерзкий Мыш. Да, те еще бандиты.
Когда разговоры о космосе только начались, Детектив Муравьед тоже проявлял интерес — но, как поговаривают, он в соседнем лесу сунул нос не в свои дела слишком глубоко и с тех пор пропал — не погиб, а просто решил залечь на дно. Решили не дожидаться.
Так на повозке освободилось пятое место. Тогда Барсучиха говорит: «А готовить вам кто будет?». На одних консервах в космосе было бы совсем тоскливо — Барсучиху же называли легендарной поварихой.
И вот в назначенный день все собрались на поляне провожать космонавтов в путь. В центре поляны высилась космическая повозка — памятник трудолюбию и отваге, немой, но величественный возглас в далекое небо, пружина величия духа, готовая разжаться. Рядом с ней стояли Заяц Без Глаза, который мужественно морщил лоб, Дерзкий Мыш, нетерпеливо дергавший ухом, Бобр Фобр с улыбкой во все зубы, Старый Крот, разомлевший на солнце, и Барсучиха Ми, которая первая заметила, что бочки с топливом греются на солнце и с прощаниями лучше долго не церемониться.
Всё равно все так расчувствовались, что не находили слов. Только бурундук, сухарь черствый, буркнул: «Космонавтов не бывает!», а через несколько минут пояснил, хотя его не спросили: «Потому что космос — древнегреческое понятие, давно утратившее смысл для нынешних людей и зверей, нельзя увидеть космос…»
Заяц Без Глаза поставил его на место: «Мы, старый пень, и космос, и первозданный хаос увидим, до самой пустотности неоформленной материи, а потом еще тебе расскажем и магнитики оттуда привезем».
В общем, зверята отправляются в космос. Уже заправили топливо. Уже подожгли. Уже оторвались от земли. Машут платочками! Становятся маааленькими фигурками в небе. Летят!
***
Надо ли говорить, что всё пошло не плану? В таких делах, как космические путешествия, трудно учесть все детали.
Во-первых, космос оказался не таким уж черным и пустым, а неопределенного цвета и скорее вязким, как бульон. Кроту, высунутому из окна космической повозки, приходилось прилагать немало усилий и чаще залезать обратно, чтобы перевести дух.
Во-вторых, Барсучиха обнаружила, что некоторые члены экипажа отбиваются от рук и не хотят питаться по расписанию.
В-третьих, они узнали, что на борту скрывается некий шестой пассажир, загадочный Х. Со стороны трюма слышались стуки, а с кухни начали пропадать консервы и сладости — немного, Барсучиха даже решила, что сама напутала, но Заяц и Мыш сверили цифры и наблюдения и начали допрос.
— Ну ты трюмá-то забабахал, кого там ныкаешь, а? — накинулся Мыш на Бобра Фобра, достав складной ножик из кармана. — Ты его сюды приводи по-хорошему, а то я этой железкой тебе тык-тык слева направо, тык-тык сверху вниз.
Бобр только лапками задрожал и глаза округлил, ничего не ответил. Пришлось Зайцу вступиться, чтобы до худа не довести. Осадил Мыша, решил, что лучше всем вместе прочесать территорию. Только Крота трогать не стали, пусть себе гребет.
Один час, второй — вот уже по всем углам технических помещений и грузового отсека прошли, каждую дощечку подняли, у каждого шкафа ящичек выдвинули. Нигде никого.
Стали возвращаться на кухню — и Заяц прямо на входе неестественно встал, как будто его к полу прибили, передние лапы слегка растопырил, поднял в воздух. Остальные к нему бросились — а он говорит:
— Тихо, тихо все. Без шума. Мыш, тебя отдельно прошу, не рыпайся, нож не доставай. У него пушка.
Все замерли. Заяц начал двигаться в центр дверного проема, а вместе с ним — еще одна фигура с револьвером, дуло которого смотрело Зайцу в ребра.
— Правильно, зверята, без паники, — сказал Детектив Муравьед. — Никто не хочет по-плохому. И я не хочу. Но с этими двоими у меня долгая история, и я вам расскажу, куда мы на самом деле летим.
***
Вскоре они сидели за кухонным столом. Заяц с Мышем — привязанные к стульям. Муравьед положил револьвер на стол, сделал глубокий вдох, долгий выдох и откинулся на спинку. Чиркнул зажигалкой, задымил сигаретой.
— Вам ведь известно, что вы собираетесь пролететь весь космос насквозь и достичь самого его сердца, приблизиться к хаосу? — спросил он.
Барсучиха Ми и Бобр Фобр нервно переглянулись и медленно кивнули.
— Бурундук перед отлетом верно указал на философскую сущность космоса, — продолжил Муравьед, — хотя по форме был неправ. Этого не писала даже Утка, но искателям истины, детективам вроде меня, известны различные феномены, которые начинают проявляться из-за удаления от поверхности. Дело в том, что в космосе бытие обретает концентрированный характер, и чем ближе к хаосу — тем само бытие становится гуще, появляются некоторые избытки, артефакты. Что-то вроде ворсинок или катышков бытия. Таким образом всякое сущее, и живое, и неживое, начинает претерпевать метаморфозы — его бытие неконтролируемо расширяется. Тот же, кто приблизился к хаосу, попросту перестает существовать в своей прежней форме. Заяц пообещал привезти магнитики из хаоса. Но любое сущее, взятое оттуда, неизбежно какое-то время будет деформировать всё окружающее. Оно может погубить лес — в той форме, в которой он нам известен. Всех жителей — таких, какими они нам известны.
— Это мы тоже знаем, — сказала, кивнув, Барсучиха.
— Мы же все за этим и летим, — согласился Бобр. — Да и лес нас только поддержал.
— Ладно, — ответил Муравьед. — Но проблема в том, что мы летим в противоположном направлении.
Бобр с Барсучихой охнули. Дерзкий Мыш умудрился стукнуть стол снизу ногой, так что ножки громыхнули о пол.
— Врешь! Слабо один на один на ножах, носатый, я те ща носик-то почикаю!
Заяц без Глаза усмехнулся и сказал:
— И чем докажешь, Господин Муравьед? Все же знают, что ты давно на меня желчью брызжешь. Из-за одной тёлочки. Вот и вся причина. А мы летим в хаос, расширять бытие, это факт.
Муравьед вздохнул.
— Я просто тебя опередил, иначе ты бы повязал всех. Сейчас сами увидите: наше бытие начнет сморщиваться, как кожа на пальцах после горячей ванны. Мы будем становиться площе и проще. Нет, Заяц, я понимаю твои мотивы, но зачем в это было втягивать всех? И да, смотрите все. Заяц уже проще, только притворяется — у него есть оба глаза.
Муравьед привстал, дотянулся до головы Зайца и отодвинул кусочек шерсти — там, где зияла пустота вместо глаза — оказалось, этот кусочек держался на не едва заметной резинке. А под ней… чёрная бусинка второго здорового глаза!
— Возмутительно! — вскрикнула Барсучиха. — Заяц! Как ты смел! Ты же очаровывал своим уродством невинных девушек!
— Засим призываю всех собравшихся принять меры по предотвращению, — продолжил Муравьед, — и предупреждению возможности ущерба воздушного судна и лиц, пребывающих на этом судне. Деятельность должна производиться…
Муравьед осекся. Сам ужаснулся тому, что сказал. Бобр и Барсучиха тоже выпучили глаза.
— Началось. Божечки, — сказал Бобр.
— Нам. Мне. Это. Аааааа! — закричала Барсучиха.
Все трое всполошились, бросились из-за стола, за которым оставили Зайца и Мыша. Поняли, что Крот всё это время греб и не слышал их разговоров — и надо теперь быстро объяснить ему, что нужно поворачивать!
Побежали в рубку. Там Старый Крот, как ни в чем не бывало, торчал из окна своей нижней половиной. Верхней, стало быть, рулил, потому что они явно летели вперед.
— Крот! Крот! — закричала Барсучиха. — Быстро разворачивай повозку назад! Мы в опасности!
Крот молчал.
— Он вообще слышит нас отсюда? Он же в скафандре, — забеспокоился Муравьед.
— Да всё он слышит, когда ему надо, — отмахнулась Барсучиха.
— Крот! Старый мой друг! — закричал Муравьед. — Говорит новый капитан корабля! Я приказываю немедленно развернуть повозку!
— Зачем, — послышался гулкий голос Крота. — Я чувствую себя неплохо. Не думаю, что можно чувствовать себя лучше. Какой смысл в направлениях вообще? Куда ни иди, в каком-то смысле ты всегда стоишь на месте.
— О нет, — сказал Муравьед и вздохнул. — У него уже следующая стадия. Надышался плохого бытия, он же там в открытом космосе рулит.
Все трое осели на пол — тела вдруг отяжелели, сердца стали давить в грудной клетке. И как теперь быть? Мысль о том, что их рулевой уже заражен, разом лишила их сил. Бобр задумался о том, как удобнее лечь для более комфортного дальнейшего разложения. Барсучиха вспомнила об ужине, но поняла, что не хочет есть и не хочет никого кормить.
Муравьед просипел через силу:
— Ссссопротивляемся. Двигаемся. Боремся.
Все трое завозились. Барсучиха завыла:
— Крот, дурак, поворачивай!
Муравьед снова подал голос:
— А! Я вспомнил! Чтобы. Противодействовать. Надо усложнять. Двигаться в противоположную сторону! Умом.
— Мммм, — промычала Барсучиха. — Крот, дурачина, развернись! Опомнись!
Крот молчал.
— Сложнее! — призвал Муравьед. — Крот, проснись! Пробудись!
— Пошевеливайся, глупец!
— Растормошись, дурында!
— Встрепенись, остолоп!
На последней фразе по рубке раскатился громкий смех Крота — тяжёлыми, упругими шарами. Старый Крот хохотал и даже задергал задними лапами.
— Встрепенись, остолоп? — донесся до них его приглушенный голос. — Чтоооо? Хахахаха! Почему так смешно? Как ты эти слова вспомнила вообще? И повторите, нам что, нужно повернуть, чтобы из этой пакости выбраться?
В лесу, конечно, расстроились, что космонавты вернулись без магнитиков, пожурили, но обещали дождаться их следующего полета.