Житель мха
Я чувствую: черви ползут в моей спине. Моей? В лабиринтах костей и гнилого мяса под сморщенной кожей. Я сам каждый червь. И каждая кость. Повороты. Движения. Шевеления.
Слишком много личинок, сердце куском плоти. Холодный дом. Оставить его? Где? Здесь же, под этой сосной. И выбираться. Слишком много глупой жизни, много копошения, много тяжести. Жилец покинул дом, а я дотащил его сюда. Сам. Теперь он станет пищей. Теперь мне нужен отдых.
Мягко обрушиться под дерево. Я — здешний житель. Мох, родной мох. Мягкое мягкое мягкое бархатистое, уже не зеленое, уже нет зрения. Длинные мелкие стебли, я сам мелкий, они — большие, они стали моим лесом.
Выбираться.
Вот так просочиться через раздутые поры. Свобода, когда нет костей. Когда только тень. Легкость и равнодушие. И ожидание, но это — потом.
Ожидание ожидания.
* * *
Детский взвизг разрезал и перечеркнул голоса взрослых.
— Мама, папа, Ларс на кого-то охотится, смотрите!
Крик вспугнул даже ретривера: он виновато оглянулся сначала на девочку, а потом на мужчину с женщиной, которые грелись у мангала.
— Следи за ним! — крикнула мама и тут же, ойкнув, отстранилась от огня — стала смахивать прыгнувший на нее уголек. Пальцы неловко теребили ткань спортивной куртки: через пару секунд по ней расползся рваный коричневый ожог.
— Ему здесь раздолье, — переворачивая шампуры, ответил отец. —Убежать вроде не должен, но ты поглядывай. Чтобы не заигрался.
— Черт побери! Я ее первый раз надела!
Мужчина отстраненно взглянул на жену, которая шла к машине и раздраженно расстегивала куртку, и на дочь, с высунутым языком наблюдавшую за псом. Задумчиво почесал бороду. Лес настраивал на уединение, и хотелось бы выключить все звуки, кроме шума ветра в кронах и голосов птиц — сколько большинству из них еще отвела осень? Но тишины не предвидится.
— Включи музыку заодно!
— Хоть бы слово в утешение сказал!
Алиса не заметила, что у родителей что-то случилось: она, хихикая, смотрела на пса. Но вокруг было еще столько всего интересного! Она любила такие воскресенья — а целое лето проболела, и пейзажи сменялись для нее видами из больничной палаты и городской квартиры. Теперь с ними еще и Ларс — и она радовалась, что может с кем-то разделить воодушевление.
Не с родителями же! Они не понимают.
Прошлым летом Алиса придумала себе лесную игру — «в одиннадцать». Искать веточки с одиннадцатью отростками, растения с одиннадцатью листьями. И собирать все это в охапку, которая потом будет ютиться на заднем сиденье под хмурыми взглядами взрослых. Алиса родилась одиннадцатого ноября — для нее это было счастливым числом.
Она придумала игру в тот же день, что и встретила мальчика — странного мальчика, который не назвал своего имени, но играл с ней в прятки. Так, что родители сами успели ее обыскаться. Когда они отчитывали Алису за исчезновение, в глазах матери не читалось ни намека на понимание. «Полнейший бред». Разве что у отца… нет, нет.
Сам мальчик, конечно, был с причудами. Появился как из-под земли, не поздоровался, и сразу спросил:
«Твое любимое число — одиннадцать?»
И смотрел на нее немигающим взглядом зеленых глаз — ждал, пока девочка отдышится и проговорит скороговоркой о том, как он ее напугал, как ее зовут и как они с родителями любят ездить в этот лес.
«Одиннадцать, да?»
«Да…»
Чудеса случаются, Алиса это знала, — просто удивилась, что мальчик так быстро угадал день и месяц ее рождения, а ведь они не были знакомы и минуту. Ведь она точно не видела его раньше — ни в школе, ни в поликлиниках? Точно.
«Тогда это — твой талисман».
Его загорелая рука почти коснулась живота — он протягивал ей веточку.
«Почему?.. Ах да». Она машинально пересчитала листья. «Смешно».
"И ничего смешного, дуреха". Алиса ненадолго задумалась, обижаться ли ей — ведь, в конце концов, ее и папа иногда называет так, в шутку. «Давай играть в прятки? Найди меня».
И после этих слов исчез — сколько девочка его ни искала, он так и не показался, только иногда смеялся то за одним деревом, то за другим.
Все это проносилось в ее памяти, пока она сама бежала за Ларсом, разметая сухие листья, — тот улепетывал так, будто хотел от нее сбежать, хотя, конечно, просто погнался за бабочкой. Его солнечная шкура, изрядно уже припыленная лесом, появлялась еще между кустов и стволов, и на тропинках, — но глаза Алисы стали наполняться слезами.
Вдруг Ларс тоже исчезнет, растворится, как и не было? И она только будет слышать его лай, то справа, то слева, а самого его уже давно поглотил лес… Девочка бы этого не пережила.
Крича имя пса и едва уже что-то видя сквозь слезы, ломая сучья и спотыкаясь, она неслась вперед. Шум от осенних листьев и ее собственный крик долго были единственным, что слышала Алиса.
Наконец стихло и шуршание, и девочка остановилась, вытирая влажное лицо рукавами. Она выбежала на поляну, и кроны великанами встали за ее спиной. Алиса ощутила, как жаркое солнце жжет лицо, высушивая остатки слез. И только она стала вслушиваться в тишину, запрокинув голову к небу, как раздались легкие шаги перед ней. Девочка взглянула вперед — и ахнула.
…Почти все куриное мясо покрылось золотистой корочкой — мужчина счистил его с трех шампуров в пузатую супницу. В мангале то и дело взвивались язычки огня, и приходилось их щедро обрызгивать водой из бутылки. Угли недовольно шипели и прикрывали злые красные глаза.
— Они теперь вдвоем куда-то сбежали! Нет, ну ты подними голову, их нигде нет!
— Что?
Разносившаяся на километры электронная музыка заслоняла голос жены.
— Алиса пропала! Алису нигде не видно!
Мужчина фыркнул.
— Наверняка они где-то близко, ну не будет она просто так убегать! Что ты сразу шум подняла?
Губы женщины сжались.
— Тебе вообще плевать. Тут трупы находят, а тебе плевать, что Алиса пропала? Алиса! Хренова музыка…
Она побежала в машину.
— Трупы везде находят, — пробормотал мужчина, но сложил шампуры на супницу и поплелся следом. — А Алиса умная девочка.
Огонь. Приходят люди и приносят с собой огонь. И боятся. Как будто лес — это то, что можно сжечь. Скорее он сам испепелит ваше нутро.
— А-ли-са!
В сгустившейся тишине, от которой отхлынули звуки синтезаторов и гудящие басы, крик казался сотрясающим землю. Женщина побежала на широкую тропу, мужчина — за ней, поскользнувшись на спуске.
Приподняв к лицу руки, сложенные рупором, они стали на два голоса звать дочь.
Тепло, еще теплее. Скоро — совсем горячо.
Через пару минут Алиса будто обрушилась на них из-за ближайшего дерева — и ее заобнимали, не заметив даже поначалу, что Ларс прибежал следом.
— Эй, ну куда опять исчезла, глупая, волнуемся же, — запричитала женщина, покрывая лицо дочки поцелуями. — Ты что, плакала?
— Ну я просто искала Ларса, — с серьезным и неулыбчивым видом объяснила девочка. — Пойдем?
Они медленно пошли назад, и родители удивились, как немного они успели пробежать — медленным шагом они одолели то же расстояние за полминуты. Мужчина задержался у поворота и вскочил на пригорок.
— Смотрите, что тут!
И полез в траву с раскладным ножом. В следующее мгновение из его кулака выглядывала шляпка рыжика.
— О господи, ну на что он нам сдался? — смеясь, спросила женщина. — Один-то?
Улыбка сползла с лица мужчины, и гриб полетел в кусты.
Неубранное куриное мясо успели облепить мухи, и родители с омерзением стали прогонять их, размахивая руками. Но все было готово к обеду— и семья расселась на заранее расстеленном коврике. Мужчина освобождал последние шампуры, и супница наполнилась почти до края. Женщина рылась в пакете — из черной полиэтиленовой глотки стали появляться хлеб, кетчуп и контейнеры с салатом.
Ларс сидел рядом и смотрел умными черными глазами то на Алису, то на ее отца.
— Поделимся с другом? — спросила женщина.
Мужчина глубоко вздохнул.
— Собакам нельзя жирное и жареное. У них может развиться панкреотит.
— Но он так жалостливо смотрит…
Алиса сидела тихо и только оглядывалась — то по сторонам, то на Ларса. Мама спросила у нее, всё ли в порядке, а та только кивнула.
«Только бы не как год назад», — думал мужчина. Тогда она их всерьез напугала после пикника в лесу — не только потерялась, напридумав каких-то небылиц, но и два дня после этого почти не разговаривала.
Но когда Алисе дали пластиковую тарелку с мясом, она внезапно встряхнулась и улыбнулась, посмотрев на отца.
— Люди первые стали приручать животных, — сказала она, разглядывая куру так, будто перед ней обломки метеорита или что-то столь же диковинное. — До людей такого не было. В лесу нет хозяев, только охотники и жертвы.
Все еще копавшаяся в пакете женщина подняла голову и взглянула на дочь. Мужчина натянуто улыбнулся.
— Ты где такое прочитала?
И поднес ко рту тарелку с мясом. Самый жирный кусок, брызнув соком на бороду, оросил пластик капелью.
* * *
Слабые, слишком слабые мышцы. Слишком мало мускулатуры и жира. Слишком мало еды. Решиться взять с собой еще? Мозг не поддается. Нужно время. Как только придет время, можно будет взять еще. Тогда будет сильнее. Тогда можно будет взять.
Хочешь поговорить со своей тенью? Тень многое тебе расскажет. Как мягко во мху. Как приятно освободиться от себя. От своей связности. Мерзкое тягучее тело. Поделить себя без остатка для тех, кто жаждет. Зачем откладывать? Глупое желание длиться. Длится только лес, вечен только лес, он всех растворяет, всех принимает, а вы только капли, сбежавшие от моря. Может ли капля сбежать от моря?
Корми себя больше, разбухай больше, копи больше для леса. Принимай, чтобы отдать.
* * *
От грохота за окном Алиса не могла уснуть. Родители говорили, что строители не имеют права работать по ночам — но вот уже третий раз жужжание, похожее на стрекот огромного насекомого, оставляло ее без сна. Поджав губы и сползя с постели, девочка подошла к окну. Белый свет огромных ламп бросал на пятиэтажку напротив огромные, великанистые тени рабочих, ходивших по недостроенному зданию.
Почитать книгу? Поиграть на планшете?
Этой ночью было что-то еще, заставлявшее сердце стучать чаще.
У нее так бывало. Алиса часто волновалась на пару с мамой, когда отец долго не возвращался домой и забывал про мобильник — полчаса или час охватывающего все тело страха, когда не получается ничем себя занять, когда мысли о плохом всё заслоняют, перебивают всё — как вкус соли, который она как-то добавила себе в чай вместо сахара. Тревога растворяется в тебе так же и не дает чувствовать больше ничего.
Но у нее случалось, что тревога приходит сама собой. Ведь все дома?
Она вернулась к кровати и плюхнулась на край, включила ночник на тумбе рядом. Она уже пару лет не спала при свете, но когда вот так просыпалась ночью — это было необходимо. В темноте хорошо спать, но не бодрствовать, особенно когда тебе плохо.
Через пару минут тишину в квартире нарушили далекие голоса отца и матери.
На секунды она успокоилась, а потом вздрогнула — раздался скрип. Толкнув приоткрытую дверь мордой, в комнату вошел Ларс. Вывалив язык, он тяжело дышал. Хотя лето уже миновало, родители включали сплит-систему на июльскую жару — панически боялись холода после того, как Алиса переболела пневмонией.
— Эй, лобастик.
Ларс подошел к девочке на цокающих лапах, и девочка потрепала его по загривку и спине.
— Ты мое загадочное существо. Как ты смог превратиться в этого мальчика? Неужели все собаки — волшебные? Или это мне повезло с тобой?
Алиса вспомнила позавчерашний пикник и то, как она нашла пса. Когда она уже думала, что потеряла его и потерялась сама, то выбежала на поляну — а там ее встретил Ларс, так непривычно по-умному на нее смотрящий. Он держал в пасти веточку, еще одну веточку с одиннадцатью листками. Когда она взяла подарок, его глаза блеснули зеленым. Ведь правда блеснули? Тогда она все и поняла.
— Я никому не расскажу твою тайну. Честно-честно.
Пес мотнул головой и тихо подвыл. И вскочил на постель рядом с девочкой.
— Ларс! Тебе же запретили лазить на кровать!
Она коснулась шерсти, но не посмела его прогонять. Тем временем пес начал копаться у нее за кроватью — узкое пространство, правда, мешало ему залезть носом, и он стал скрести лапой стену.
— Я храню всё здесь, да.
Она стала доставать лесные трофеи — все веточки и цветы, отмеченные ее счастливым числом. Они увяли со временем, но были целы. На постель упали крупицы засохшей грязи. Ларс встал у стены и пару раз гавкнул.
— Ты мой хороший, — девочка снова потрепала пса по голове. — Понятия только не имею, зачем мне все это нужно…
Она отвернулась и уставилась в пол. Ей становилось не по себе.
На светло-коричневом ламинате лежала тень Алисы — неестественной диагональю в противоположную от ночника сторону. Ведь это только заслоненный ею свет — и чего она в детстве так боялась? Со временем ее даже стало смешить, как тень становится то короче, то длиннее, а самое забавное — это на закате, когда у нее отрастают такие длиннннные худые ноги, и Алиса кажется себе больше родителей, больше сразу всех на планете. Как в кривом зеркале, только намного лучше.
Тень вместе с девочкой положила локти на бедра и оперлась головой о ладони, — слиплась в странную темную фигуру, которая смешалась с тенью от кровати. Алиса снова почувствовала страх.
И тут произошло то, что заставило ее вскрикнуть. Девочка не шевелилась, но тень освободила сначала одну руку, потом другую, вскинула их над головой и сладко потянулась.
Похолодевшие пальцы сомкнулись на губах Алисы. Она забралась на кровать и отползла к Ларсу, тяжело дышавшему за ее спиной. Ей захотелось сжаться в комок. Пес перебежал на край кровати, смотря вниз, на тень.
— Показалось, — вздохнула Алиса.
Через минуту она смогла перебороть себя и встать на пол — тень появилась на своем месте, самая обычная привычная тень, все как всегда.
— Прости, что напугала, — сказала девочка, вернувшись. — Померещится же. Слушай, шаги! Быстрее с постели!
Девочка забралась под плед, столкнув Ларса на пол.
Приятно шевелить свежим телом. Прекрасно, когда оно слушается. Такое нежное. Потому что женское? Никогда раньше женских тел. Но это неважно. Теперь всё по-настоящему. Можно взять и еще.
Когда отец зашел, Ларс сидел на полу и тихо рычал, а Алиса, закутавшись в плед, лежала с закрытыми глазами.
— Не спишь, что ли?
Отец тер заспанные глаза.
— Почему включила свет? Всё нормально, моя девочка? Это всё строители?
Алиса вздохнула.
— Да, всё нормально, просто…
Отец смотрел на девочку и отчего-то не решался подойти. Смотрел, как она освобождается из-под пледа и ставит босые ноги на пол.
— Просто не по себе.
Далеко в квартире щелкнул один выключатель, разливший свет в коридоре: мама тоже не спала.
У отца все дрогнуло внутри, когда он увидел тень Алисы: она колыхалась, как на ветру, как если бы это был свет дрожащей свечи, а не электрического светильника.
— Что… — начал говорить отец, но его прервал бешеный топот ног в коридоре.
Алиса увидела, как отец обернулся, и на его тени, уходившей головой в коридор, сомкнулись огромные челюсти, похожие на жвала насекомого, чьей-то чужой тени.
Взвыл Ларс и бросился в проем, но его пнули, отшвырнув далеко вглубь квартиры. Отец съеживался на полу, обхватив плечи руками, будто его бросили в январский мороз.
В комнату вошла мать — в привычном белом халате с глупыми васильками. Ее черные глаза были открыты широко, неестественно широко, распахнуты. Губы раздвинулись и обнажили зубы. С силой она захлопнула дверь, другим движением закрыв щеколду.
Женщина шипела.
Алиса превратилась в холодный комок: если бы она могла связно думать, то напомнила бы себе снежок, сжимающийся все туже и туже, превращаясь в ледышку.
Еще один. Да. И теперь еще один. Я расту, я разливаюсь по двум. Я хочу третьего. Нам нужен еще третий. Немного передышки. Влиться во второго по-настоящему. Подождать.
Женщина застыла, а Алиса пыталась справиться с собой. Что делать? Боже, что происходит? Девочка обхватила руками ноги и не могла их разомкнуть. На смятой постели что-то упиралось ей в ягодицу. Веточка. Дурацкая веточка.
С пустым взглядом мать подходила все ближе к постели, так, что ее тень — уже не человеческая, с крупной овальной головой, разрезанной напополам жадным ртом — приближалась к дрожащей тени Алисы. Еще немного — и девочка ощутила дыхание, в котором были земляная сырость, запах мокрой травы и прелых листьев.
Шевелился, приподнимаясь, отец.
В коридоре завыл Ларс, и дверь стали раздирать когти.
«Тень», — вспыхнуло в голове Алисы, и она юркнула дальше в постель, так, чтобы ее тень слилась с тенью кровати. Женщина снова зашипела.
Встал, тяжело дыша, отец. Презрительно и алчно взглянув на Алису, он потянулся к выключателю верхнего света.
Вскрикнув, Алиса вжалась в кровать — яркое белое свечение залило все вокруг, и ее тень огромным пятном легла на стену, прямо рядом с тенью чудовища. Оставался всего один шаг.
И женщина двинулась навстречу — но тут же, завизжав, как свинья, отпрянула. Алисе показалось, что чудовище-тень обожглось: оно схватилось за ногу, отпрыгнув в сторону.
— Какая глупость, — процедила бывшая-мама, схватила девочку и швырнула на пол.
Алиса закричала: пальцы, впившиеся в предплечья, казались острее ножей, а после падения боль растеклась по всему телу.
Она на секунду потеряла способность двигаться, но одна мысль вспыхивала в ней: «Веточка!» На кровати лежал один из ее талисманов. Он и спас девочку — вернее, отсрочил гибель.
Оба чудовища надвигались на нее и раскрывали пасти, тянулись к дальнему углу, где распласталась тень Алисы.
«Охотники и жертвы, ты говорила? — бесстрастным голосом спросил псевдоотец. — Сегодня ты жертва. Ты плоть. Все хорошо, все своим чередом».
Сжав кулачки, Алиса решилась. Она не сразу смогла встать, споткнулась, но пронеслась мимо противников к кровати, в прыжке достигнув матраса — и рухнула на него.
И стала задыхаться. Тупая, холодная боль, казалось, охватила ее правую ногу — но была и где-то вне нее, будто расплескавшейся по всей комнате, как если бы ледяная вода затопила все вокруг. И грубыми толчками проникала через скрутившийся в трубочку рот — в легкие, в желудок, во все внутренности. Обжигающий холод.
Алису скручивало, и она бессознательно обхватила себя руками.
«Я… Не… Они успели… Тень… Нога…» — проносилось в ее голове.
Не затихавший ни на секунду скрежет в двери вдруг прервался — Алиса смогла расслышать это даже сквозь вату, облепившую ее слух. Сквозь серую пелену пробежало золото. Сверкающее золото.
Пес ворвался внезапно для всех. Пришельцы едва успели развернуться, как Ларс пронесся мимо теней, застывших и впившихся обоими пастями в девочку — и взял в зубы ветку, которая запуталась в пледе.
Глупые. Глупые. Вы так и не вкусили этой сладости. По-настоящему.
В центр той одной тени, в которую слились три, упала ветка с одиннадцатью листьями. Светлые трещины поползли в разные стороны.
Взрослые мягко осели на пол, а обессиленная Алиса, распрямившись, заснула на кровати, мерно и тяжело дыша. Ларс сделал несколько мягких шагов и упал рядом. Мокрый розовый язык облизал лицо девочки.
Наверное, к утру они всё забудут.