Ужин у чудовища

«И неужели вот это вот все — мой выбор?» — думал он, разглядывая содержимое тележки: рис, коробка молока, хлопья и шампунь. Надо было купить еще хлеба.

«Как-то недостаточно чудовищно», — сказал он себе и почесал шерсть на загривке. Кажется, тут не хватало паштета из младенческих сердец, бутылки вдовьих слез… что там в потребительской корзине у чудовищ?

Хоть бы мясо захватил — так нет, все на каких-то безумных диетах. Совсем не заботится о грузном трехногом организме.

«Ну и они тоже молодцы, — ворчал он, склонив пасть, в выпуклую шершавую грудь. — Нагородили своих супермаркетов, а ничего толкового не взять. Вот та же кровь. Все по частникам приходится, по темному рынку, втихаря, неужели нельзя было… Всё у них как-то слишком… для людей».

Даже пнул упаковку подгузников, которая свалилась с ближайшего стеллажа. Она грустно зашуршала — но уж не печальнее его сердца с пятью желудочками.

На кассе пришлось показывать паспорт, и в рюкзаке еще долго вместо документа под руку попадались разные газеты, бумажки, книги, даже фляжка — о, полная, неплохой будет вечер. Продавщица смотрела на его копания с брезгливо скошенным лицом в духе «у-меня-очередь-в-десять-человек-шевелись-резче».

Запихал в рюкзак и вышел. Пара килограммов дополнительного веса — но даже хвост уже волочился тяжелее, казался чужим, как впившаяся в зад змея.

Чужой мир, чужой. А что делать с работой? Такого же никуда не берут, да и не возьмут — приходится халтурить на фрилансе, где простенький код написать, а где и курсач слепить, но какая тут прибыль. Ну и, пожалуй, незаконченное высшее — так себе база для самостоятельной жизни.

Может, ему просто не хватает любви?

«Я выше этого!» — почти вслух ответил он, подняв голову. И впервые за многие минуты увидел жалостливые взгляды прохожих. Он научился их не замечать — помогал асфальт.

Девятиэтажки, забитые под завязку порядочными людьми. Там, вдали, скоро зажглось и его окно.

Когда он неповоротливо посуетился на маленькой кухне, раскидывая продукты, когда сварил кофе и ушел наконец в комнату, чтобы развалиться перед телевизором, его взгляд захватил красный дисковый телефон на столике. Старый. Реликт советской эпохи, который он за что-то любил. Но смотрел на него теперь по другой причине.

«Просто позвони ей, — твердил он себе, — ты не говорил с ней почти месяц. Просто позвони маме».

Мохнатая ладонь легла на трубку, а неровно стриженые когти, едва пролезая в круглые дырочки диска, запустили круговерть цифр.

…

— Алло! Ма… подожди, у меня тут незваный гость.

На табуретке сидел человек со светящимся лицом. Дергано жестикулировал и даже не думал здороваться.

— Я понял! — кричал он. — Это метафора. Ты человек, который раздавлен чувством ничтожности своей жизни и виной перед родителями. Ты бросил учебу, нигде не работаешь, пьешь и даже не хочешь знакомиться с людьми. Тебя съедает ощущение собственной неполноценности, из-за чего ты называешь себя чудовищем, но даже им не можешь почувствовать себя в полной мере. Поэтому по инерции идешь в «Пятерочку», покупаешь продукты и проводишь вечера за телевизором, не в состоянии даже…

— Я просто, блядь, чудовище, — сказал герой и пошевелил хвостом. Поелозил им для убедительности по ковру. Демонстративно ухмыльнулся, обнажив два ряда клыков. — У чудовищ тоже бывает тяжело на душе.

— Но…

Человек застыл, и руки повисли в воздухе. Лицо тоже замерло в задумчивом положении.

— Но тогда автор компенсирует этим… компенсирует…

— Вот про автора ты вообще зря, — ответило чудовище и вздохнуло. — Он сейчас отменил дверь, через которую ты ко мне вошел. Так что…

Чудовище отняло лапу от трубки и продолжило:

— Мам. Мам, ты извини, что давно не звонил, но тут такое дело, у меня читатель в гостях. Заезжай, поужинаем.