Пузырьки

Как пузырьки в воде, которые несутся вверх — к освобождению и смерти. Слиться с воздухом.


Так думал старик, когда смотрел в стакан с газированной минералкой. Так он думал, когда подходил к окну и глядел вниз — на людей во дворе: школьников и родителей, пенсионеров и редких сейчас, в разгар рабочего дня, прочих мужчин и женщин.


Подошел к аквариуму, постучал по стеклу: на него уставилось несколько тупоносых рыбьих морд. Он хранил тут наловленную добычу, чтобы оставалась свежей.


Как пузырьки, значит, как пузырьки. Внутри один и тот же воздух, но их несет разными течениями.


А что там, за оболочкой? Если хрупкая кожица порвется? Так пузыри вспененного молока клубнями выходят на поверхность: вместе, друг в друге, лопнешь один — лопнут остальные.


Меня такая участь не ждет, думал старик, переходя из одной комнаты в другую, из второй — в третью. В этой квартире ему отвечало только эхо. Да, он уже несколько лет не говорил даже с дочерью, которая жила двумя этажами ниже.


С кем он еще был близок? Разве что с бывшим одноклассником, с которым теперь играл в шахматы. Попытался вспомнить его. Но и тут — первое, что пришло в голову — слова: «Ты что, никогда не думаешь о других?». Так он сказал старику при последней встрече. «Я всегда тебя слушаю», — ответил старик. «Я тебе одно, ты другое. Внука в армию забрали, внучка с наркоманами гуляет, а ты смеешься тут. Мог бы хоть слово сочувствия сказать». И правда, подумал старик, мог. Только я ведь всегда честным был, говорю лишь то, что чувствую.


У соседей кто-то завывал. Громко, странно, надрывно. Старик постучал по батарее и лег спать.


И приснилось ему, что он — та соседка, женщина, которая рыдала от горя. У нее умер близкий человек, с которым она не успела помириться — и черная ее печаль, без исхода и границ, разрезала его изнутри и излилась слезами на постель. Старик согнулся пополам и долго рыдал в пустой квартире.


Потом позвонил водителю такси. Попросил, чтобы тот забрал его вместе с аквариумом и повез к реке.


Когда он разбивал стекло, опущенное в воду, то вспомнил глаза соседки из сна — глаза его дочери.