Начало истории

Когда я подходил к дому Оззи, было уже за полночь. Как раз в это время у моего друга начиналось утро — и правда, подходя к двери его скромной лачуги, я услышал звон посуды с кухни и громкое деловитое сопение.

Я-то валился с ног от усталости и желания выспаться — трудный был день, и все наполовину бессонные ночи давили мне на веки. И все же я сделал еще один шаг и забарабанил в дверь.

— Эй-ей! — крикнул я. — Я срочно требую все запасы твоего кофе! Сейчас же!

А что ждать? Людям проще, когда они сразу узнают о цели твоего визита. Да и правильнее так, без притворства.

Хотя тут надо оговориться. Оззи — не человек. Это не мешает ему ходить на двух ногах, курить трубку и изрекать глубокомысленные сентенции с видом профессора — но вообще он дракон. Самый настоящий, разве что меньше обычного раз в семь.

Я должен был вас об этом предупредить, сами понимаете.

Для пущей важности я постучал еще раз, хотя уже слышал могучий топот Оззи по дощатому полу. Когда он распахнул передо мной дверь, я понял, что засов и не был задвинут.

— Друг! — воскликнуло это чудовище, выше меня головы на три. — Если ты выпьешь весь мой кофе, ты никогда в своей жизни не заснешь! Ну и проживешь, правда, недолго.

Я захохотал и уже было ввалился в дверной проем, но чуть не задохнулся от дыма: Оззи курил, зажимая трубку в острых зубах.

— Вот это дымоход, дружище! — сказал я, откашлявшись. — Ты-то как еще жив?

— И я рад видеть тебя в добром здравии, — дракон осклабился и похлопал меня по плечу. — Ну, ну, проходи. Будет тебе сейчас и кофе, и что хочешь.

Глаза у меня нещадно слезились, но я на ощупь и по памяти прошел на кухню. Оззи ютился в маленькой хижинке. Тут не надо было плутать по коридорам: из узкой прихожей одна дверь вела в спальню, кабинет и гостиную (и все это в одной комнате, где трудно было усесться даже втроем), а другая — на кухню, которая размерами напоминала скорее клетку для крысы.

Кто-то, может, и меньшую жилплощадь обставил бы с комфортом — но не Оззи. Вещи валялись ровно там, где переставали быть нужными, а громоздкая мебель не только стояла вдоль стен, но и выстраивалась в лабиринты. Риск споткнуться обо что-нибудь и расшибить себе лоб приходилось учитывать — просто чтобы выжить.

На кухне было светло: Оззи разжег много свечей и рассовал их, казалось, куда только мог. Я стал тереть глаза, усаживаясь на подоконник. Для этого пришлось сгрести чашки, яблоки, спичечные коробки, куски проволоки и невесть что еще — в сторону.

Пахло кофе, и его терпкий бодрящий аромат заставил меня собраться с духом.

Вслед за мной на кухню вкатился и Оззи — тут же пространство вокруг наполнилось едким дымом — и рухнул на стул рядом с дверью.

— Как раз, честно говоря, сварился кофе, — сказал он и протянул руку к джезве на газовой плите. Напитка хватило ровно на две чашки, одну из которых я тут же заграбастал себе. Кофе и правда оказался обжигающе горячим, и я теперь дул на него изо всех сил, стараясь не расплескать.

— Выкладывай, что там у тебя, — сказал Оззи и выпустил из носа такую струю дыма, что, казалось, она должна сбить люстру.

Но я не торопился с ответом.

Я следил за тем, как синие лепестки огня щекочут дно кастрюли, — в ней что-то булькало, видимо, каша на завтрак для Оззи — обернулся к часам, повешенным почему-то на оконную раму (секундная стрелка в них всякий раз, передвигаясь на одно деление, немного дергалась в обратную сторону, едва заметно глазу; «Вдруг и с самими секундами так, а мы не замечаем?» — подумалось мне). Слушал капли, стучавшие о жестяную раковину: вместе с чашками, ложками, вилками, тарелками там были почему-то рассыпаны канцелярские кнопки, скрепки, гвозди; у крана лежал топор. Под потолком кружилось какое-то насекомое — кто-то вроде небольшой мухи — и повторяло своей траекторией одну и ту же фигуру, замкнутую петлю, мне даже показалось сначала, что оно подвешено за ниточку и раскачивается от сквозняка.

Я хотел почувствовать себя частью этой кухни, дома, хотел понять, что я уместен — мне было нужно это, чтобы поверить: Оззи не откажет в моей просьбе.

Мы давно дружили, но достаточно ли хорошим другом я был все эти годы?

Под раковиной в коробке лежали потрепанные книги — подарки разных лет от меня. Оззи вообще говорил: стоит дарить только то, что можно прочитать. На самом верху лежала детская книжонка с яркой обложкой, потускневшей, конечно, от времени: это был мой первый подарок ему, мне тогда было двенадцать, мы только познакомились.

Я взглянул на Оззи, будя в себе воспоминания. Нет, драконы не стареют.

Мы встретились впервые как раз на мое двенадцатилетие. Я поссорился с родителями и сбежал из дома, плутал по городу, замерз, хотел уже возвращаться назад, в уют, хоть и болезненный на время — но заблудился. Поначалу я испугался, конечно, но переулки, в которые я забрел, вдруг стали меня завораживать. В них, казалось, может произойти что угодно, и я внутри сжался в предвкушении чуда — особое чувство, безошибочное, потом оно не раз ко мне возвращалось.

Чудо случилось: из-за угла ко мне вышел, в пальто, шляпе и с трубкой в зубах — потрясающий маскарад, никогда больше он так не одевался — Оззи. Я даже не испугался, настолько он был добродушен на вид, натколько делал вид, что все нормально. Да, я дракон, да, в центре Саратова. Будем знакомы?

«Давай дружить?» — сказал я тогда и протянул руку. Оззи взял ее осторожно в свою огромную зеленую лапу и пожал.

Сначала мы играли, когда мне было не с кем, затем — сидели долгими вечерами у него дома за многочасовыми разговорами. Вернее, в основном, рассказывал я: о своей подростковой философии и обо всем, что меня беспокоило, а поделиться было не с кем.

Когда девушки разбивали мне сердце, я не запирался один в своей комнате, чтобы смаковать сопливые страдания, не уходил к друзьям напиваться. Я шел к Оззи и долго пил с ним чай, иногда молча, иногда — говоря о всяком постороннем. Его присутствие лечило само по себе.

Когда я окончил университет и устроился на работу, я стал реже видеть Оззи, иногда месяцами не приходил к нему в гости. Но он относился ко мне как и раньше, он и спустя годы, похоже, встретил бы меня так, будто я вышел от него вчера.

В остальном моя жизнь была самой обычной, никакой фантастики, никаких сказок. Оззи ничего не менял в ней кардинально, и я смог свыкнуться с мыслью, что в ней есть одна такая маленькая ненормальная часть, и что о ней никому не надо говорить. Мы почти не обсуждали, откуда Оззи и зачем он здесь. Он был для меня чем-то вроде вымышленного друга — только материальным, настоящим.

Иногда он рассказывал мне истории, особенно в начале нашего знакомства. И одна из них особенно меня задела. Оззи будто нарочно поведал ее мне — как предложение, как намек на то, что я мог бы попросить о…

И вот настало время, и я пришел просить. Потому что все осточертело. Опостылело все, от работы до семьи. Потому что не находил себе места здесь, может — нашел бы где-то еще?

Оззи рассказал тогда мне, — а мне было четырнадцать — о том, что по наследству от самого первого на свете дракона ему досталась Библиотека ненаписанных книг. Он хранил ее в подвалах — так что весь видимый его дом был просто верхушкой айсберга, маленькой надстройкой, мансардой по отношению к настоящему дому, который находился под землей. Длинные, длинные пути связывали библиотечные залы, обставленные стеллажами, которые ломились от книг — разных по виду, но абсолютно пустых внутри. Да, это были не книги в обычном смысле слова, одна только возможность книг, те листы, на которые когда-нибудь лягут слова будущих историй.

«И вот, — сказал тогда Оззи. — Если кто-то зайдет в ту библиотеку, возьмет с полки книгу, всей душой захочет стать ее героем и откроет в самом начале — буквы сами побегут по страницам, будут писать новую историю, а сам человек станет героем новой сказки».

Вот чего я хотел всю жизнь. Но тогда, в четырнадцать, я не решился — как раз влюблен был в девчонку старше классом, влюблен по уши, не хотел ее оставлять. Да и потом тоже в жизни случалось то одно, то другое, что удерживало меня: жаль было родителей, или хотелось сделать карьеру, или боялся оставить жену.

От воспоминаний меня оторвал Оззи. Нет, он ничего не сказал, но случилось то, что меня мигом разбудило: цвет дыма, который выпускала его огроменная пасть, поменял цвет! Облачка из обычных сизых вдруг стали насыщенно-синими, цвета моря. Дракон, не поворачиваясь ко мне, думал о своем и похлебывал кофе как ни в чем не бывало. Взгляд его стал отрешенным и направленным то ли внутрь, то ли во все стороны одновременно. Так случалось.

Прошла еще минута, которую я решил посвятить остывающему кофе, и дым Оззи во второй раз сменил окрас: новая струйка, пущенная им сквозь плотно сжатые зубы, оказалась темно-вишневой.

— Оззи, дружище! — сказал я. — Это что, новый вид актуального искусства? Рисуешь дымом?

Оззи посмотрел на меня сначала непонимающе, потом увидел вишневое облачко и усмехнулся.

— Ты только сейчас заметил? Цвет меняется, когда мои мысли принимают новый оборот. Дым окрашивается под то, что я думаю, мимикрирует, образно говоря. Выдает меня немного, но с тобой не страшно. Да и что ты сможешь из этого понять?

Он снова рассмеялся.

— Оззи, — сказал я. — Друг, давай я расскажу, что со мной творится. За это время много что поменялось. У меня было много планов, я рассказывал тебе, чего хочу достичь, как хочу в Москву переехать… И я тут понял, что мне ничего не нужно из этого. Я все годы просто закрывал глаза на свое настоящее желание — желание сбежать.

Я замолчал и увидел, что Оззи слушает меня внимательно, а из ноздрей тонкими ручейками выходит темно-коричневый дым.

— Я помню, — продолжил я, — что ты когда-то рассказывал мне о Библиотеке ненаписанных книг. Мы о ней никогда не говорили, но я всегда помнил. Она правда существует?

— Конечно, она правда существует, — качнул головой Оззи, смотря мне в глаза.

В груди у меня все заклокотало, а руки вмиг похолодели от волнения.

— Ты ведь говорил, — осторожно продолжал я, — что в сказку может попасть каждый, любой человек, который возьмет там с полки книгу? Если сможет попасть в библиотеку?

— Да.

— А ты мог бы позволить… мне пойти в эту библиотеку?

Оззи не прекращал смотреть на меня внимательно. Его пасть перекосило в улыбке — это всегда выглядело смешно, потому что драконы не умеют улыбаться, но у него получалось неплохо.

— Да, друг. Конечно.

Я посмотрел на свой кофе. Оставалось допить совсем немного.

— И когда мы сможем пойти, Оззи?

— Ну как когда? — ответил тот и последним залпом осушил свою чашку. — Прямо сейчас, раз ты дозрел.

Теперь похолодело все мое тело, но я сполз с подоконника, судорожно глотая кофе. Удивительно, как я долго ждал этого момента! И ничего не делал, чтобы его приблизить! И поразительно, что он настал.

Последняя струя дыма у Оззи получилась фантастической: все цвета радуги. Они вспыхнули разом и почти сразу ушли в никуда, растворились в черном, который и сам скоро исчез: Оззи распахнул дверь из кухни настежь — дым на удивление быстро начал испаряться.

— То есть ты хочешь стать героем книги, написанной про тебя, да? Чтобы о тебе написалась сказка? — переспросил меня дракон.

— Да, да, — убежденно повторил я. — Я хочу именно этого. Я хочу попасть в историю, в сказку, куда-нибудь подальше от того, где я сейчас.

И мы пошли. Пробираясь через разбросанные по полу книги, куски дерева и ткани, прищепки и веревки, я чертыхался слишком часто, чем положено счастливому человеку. Оззи шел не обращая ни на что внимания: кое-что, задеваемое им, трещало и хрустело, но он уверенно шел дальше. Путь оказался недолгим: пройдя прихожую, мы очутились в другой комнате. Там-то Оззи и остановился, чтобы разгрести кучи хлама на полу и открыть люк.

В библиотеку вела массивная винтовая лестница. Ступеньки все казались скользкими, и, спускаясь вслед за уверенным другом, я несколько раз чуть не свалился ему на спину.

— Сыровато тут у тебя, — с усмешкой заметил я ему, но он ничего не ответил.

Светильников я нигде не увидел, и все же было светло от света, разлитого в воздухе, — волшебство.

Какое-то время еще мы спускались как будто в колодец: со всех сторон тянулись бетонные стены, а лестница уводила по спирали все вниз, вниз. Мне показалось, что я это уже где-то видел, в каком-то сне — это называют «дежа вю», верно? Но раньше я почти никогда его не испытывал. Вроде это небольшой сбой в работе психики: по ошибке включается как бы тумблер в мозгу, который называется «узнавание». Как бы то ни было…

— Быстрее, дружище, быстрее! — крикнул мне Оззи снизу. — У меня сегодня еще так много дел!

И я поспешил, хотя пару раз пришлось хвататься за перила, чтобы не упасть.

Внизу меня ждали ветвящиеся коридоры: они напоминали формой скорее корни или ветви деревьев, и если ты смотрел в них, то взгляд сразу упирался в ближайший поворот. И пол, и стены, и потолок были гладкими и сделаны из какого-то золотистого материала, то ли пластика, то ли древесины. Пространство вокруг казалось пустым. Было холодно: надевая майским утром тонкий свитер, я не думал, что попаду в почти январский мороз.

— Дальше ведешь ты, — сказал Оззи. — Я не знаю, в какой истории ты хочешь оказаться.

— Но я здесь впервые, — ответил я. Я совершенно растерялся. — Если бы здесь были какие-то указатели…

— Только твои чувства.

Мне стало страшно. Неужели от того, куда я сейчас шагну, зависит, где я окажусь? Просто от случая, от моего везения — буду я всемогущим королем, отважным рыцарем или карликом-слугой у злого колдуна? Попаду я в мрачную, злую сказку с грустным концом или в героическую и добрую? А если сразу — в добрый конец, в то, что должно следовать за словами «и жили они долго счастливо»? (Скукотища, наверное.) Будет это сказка вроде сказок братьев Гримм, или Андерсена, или какое-то современное фэнтези? Я думал, что Оззи мне здесь все объяснит. Но теперь он стоял передо мной с каменным лицом и не собирался отвечать на вопросы.

— Какие это сказки? Что мне нужно знать? Ты вообще мне ничего не подскажешь?

— Нет.

Около минуты я стоял неподвижно. Я чувствовал себя на экзамене, к которому не готовился: какая разница, какой билет ты вытянешь? Но может случайно попасться тот, который ты знал и без подготовки.

И вот меня будто качнуло в сторону: я понял, куда мне идти, и пошел. Оззи двинулся следом.

Книги начали попадаться нам на глаза уже с коридора: то от пола до потолка высились стеллажи, забитые до отказа, то на редких отдельных полках стояли один, два фолианта. Встречались и таблички — то, что обычно зовется рубрикатором — но они были пусты, как и корешки книг. Обложки заметно разнились: то яркий, дорогой на вид шелковый переплет, то вычурный цветастый глянец. Было много и потрепанных, стареньких на вид книг: если бы они стояли в обычной библиотеке, я бы подумал, что им около века. А возраст этих как считать — отрицательными числами? Но ведь это только истории в них не начались, а сами они были когда-то созданы, переплетены… Наверное.

Спустя несколько десятков шагов мы вошли в зал. Он был наполнен книгами и уходил в бесконечность: я не видел противоположной стены, не видел стен сбоку от нас, только стеллажи, стеллажи, стеллажи…

Некоторые экземпляры лежали прямо на полу, упав с ломящихся полок, некоторые были свалены внушительными стопками сверху шкафов. Проходя, я разглядывал корешки и иллюстрации на обложках: чаще всего их не было, но иногда встречались. Драконы, эльфы, гномы, короли и королевы, тролли, маленькие девочки и мальчики, рыцари…

— Выбери ту, которая тебе покажется подходящей, — сказал мне Оззи, голос его продолжал звенеть как стекло, даже сталь. — Открой и задумайся о своей жизни. О том, что беспокоит тебя сейчас. О том, что ты говорил мне на кухне. И как только буквы начнут писаться по листам книги — закрывай немедленно. Сразу, как только что-то заметишь. Понятно?

— Да, Оззи.

Взгляд мой блуждал, и руки тоже: я цеплялся за книги с разных полок, обнаруживая под пальцами то холодную гладкость глянцевых обложек, то теплый бархат, то ветхую бумагу, готовую рассыпаться. Ничто не казалось моей книгой, книгой с историей обо мне.

Да и какой из меня герой? Но я жадно хватал книги одну за другой.

Прошло еще несколько минут, пока она сама не оказалась в моих руках, а как — я сам не понял. Откуда вообще ее взял?

Фиолетовая обложка без изысков. Плотный картон, ровно окрашенный, мягкий, гнущийся. Томик — немаленький и тяжелый — лежал в руках так, будто был предназначен именно для них. Я смахнул слой пыли и был уже готов открыть первую страницу.

— Не торопись. Обдумай хорошенько.

Я кивнул и открыл. Белизна страниц чуть не ослепила меня: если бы книги, стоявшие здесь, стояли и правда тысячелетиями, они бы не смогли сохранить такой девственной чистоты. Но листы были белее снега, белее, чем я мог представить себе сам белый цвет.

Я зажмурился и постарался думать, как и требовал Оззи.

Вся моя жизнь в несколько мгновений пролетела у меня перед глазами: узы желаний, боль, страх, редкие моменты счастья. И — неудовлетворенность, вечное желание уйти, изменить все разом.

Я увидел свое детство — кто называет детство счастливой и беззаботной порой? Свое я бы таким не назвал. Я увидел снова все ошибки своей молодости. И этот самый страшный, самый нелепый момент — неуклюжий переход во взрослую жизнь. Казалось, ни разу я не оглянулся на себя, глядел лишь на других, копировал других, не слушая себя.

«Уйти», — сказал я себе с неожиданной ясностью и четкостью, и зажмурил глаза, а после тут же их открыл: первое, что я заметил боковым зрением, были черные буквы, которые начали бежать по книге в левом верхнем углу. Мои сами дернулись так быстро, что я даже не успел разглядеть ни слова. Слишком неожиданно.

Оззи глядел на меня все тем же немигающим взглядом, что и пару минут назад. Казалось, он за это время даже не шелохнулся — разве что кончиком хвоста.

Я повертел книгу в руках и протянул ее Оззи.

— И что теперь? — спросил я. — Там… что-то стали уже писать про меня?

— Да, — сказал Оззи и взял у меня из рук книгу. — Теперь ей место не здесь, не в библиотеке. Ведь книга уже пишется. Я положу ее к другим своим, только никогда не буду открывать. Разве что когда она будет написана до конца.

— А почему… почему я еще не в сказке? — спросил я. — Почему ничего не началось?

— Видимо, надо подождать, — ответил Оззи. — Должно пройти время.

Возвращался домой я как в бреду, но до сих пор помню тот терпкий ночной город, болезненный рыжий свет фонарей, безлюдные дворы, улицы, перекрестки. Я чувствовал себя уже не здесь, а где я был — еще не знал.

Надо как-то подготовиться, решил я. Завершить дела. Или сделать то, на что никогда не решался — все равно скоро меня заберут в какую-то историю. Сказку.

Следующие несколько дней я решил провести в разгуле. Я исчез для жены, родителей, близких друзей — я просто отключил телефон и бродил по городу, пропускал деньги в барах, пил со случайными людьми, снимал проституток. И сквозь все эти глупые поступки я чувствовал что-то большее — свободу. Я отключился от мира, который давил на меня, который хотел мной управлять. Пабы, подворотни с компаниями странных личностей, апартаменты шлюх стали для меня взлетной полосой — в новую жизнь. Чуть ли не каждый день я напивался до беспамятства — и ждал, что проснусь уже не там, где заснул, — а среди полей какой-нибудь неведомой новой страны. Чего я раньше ждал, правда? Почему верил в этот глупый мир, если дружил с драконом?

Наконец у меня кончились деньги, но я не смог заставить себя идти к жене или родственникам. «Это конец, — подумалось мне. — Конец здешней жизни. Я себя исчерпал, больше меня ничего не держит, скоро меня заберут отсюда».

И я провел последнюю — как я думал — ночь в картонной коробке, среди газет, в каком-то незнакомом дворе, который показался мне достаточно безлюдным, рядом с несколькими заброшенными домами.

Но утром ничего не произошло. И я, разбитый, без денег, в грязных тряпках, в которые превратилась моя одежда, пошел к Оззи. Ноги еле шли, а ботинки насквозь промокли, горло раздирала боль, меня бросало в жар и я покрывался испариной. Я шел к своему другу с надеждой и одновременно — со злобой, с ощущением, что меня, может, хотели разыграть и обмануть.

Я даже представил, что Оззи не узнает меня, когда я к нему явлюсь. Даже подумал, что я выдумал этого чертового дракона.

Но тот встретил меня так, как всегда, будто ничего особенного и не случилось.

— Дружище! Проходи! — распахнул он передо мной дверь. — Я увидел в окно, как ты подходишь! У меня выдался не лучший день, так что ты как раз кстати. Выпьем по чашечке-другой перед сном кофейка!

— Хватит меня дурить, — во мне все мигом закипело, и я отпихнул от дверей Оззи, проходя внутрь его дома. — Что происходит?! Объясни мне!

Оззи делал вид, что все в порядке; он округлил глаза, отступил медленно в прихожую и закрыл за нами дверь. Опершись о косяк, он серьезным тоном спросил:

— Дружище, ты о чем? У тебя встревоженный вид. Так-то в мире много что происходит!

Он начинал меня окончательно выводить из себя.

— Оззи, не валяй дурака! — крикнул я ему. — Черт, я прождал гребаную неделю, но ничего не поменялось! Ты сказал — жди! Чего я должен был ждать? Что должно было случиться? Ты же обещал какую-то расчудесную историю! Где мои латы там, меч или посох? Где все это?

Откуда-то у Оззи в руках появилась трубка, уже раскуренная. Он засунул ее в пасть и почти сразу же выдохнул клубы серого дыма.

— Друг, — сказал он. — Пойдем на кухню. Ты совсем ничего не понял.

Я пробрался на кухню, как всегда, тщательно выбирая путь и иногда все же спотыкаясь. Оззи следовал за мной. Меня трясло.

Когда я уселся, как и в прошлый раз, на подоконник, а Оззи — на табурет у двери, он решил продолжить.

— Друг. Я никогда не говорил тебе, что ты окажешься в каком-то чудесном-расчудесном месте и с тобой начнет происходить что-то из ряда вон выходящее, когда ты откроешь одну из тех книг. Решишь стать ее героем. Просто ты принимаешь такое решение: стать героем особой истории. И эта история начинает писаться в книге, но она — просто о твоей жизни, о том, как ты живешь с момента решения. Каждое твое слово, каждый жест будут записаны там. Твои поступки будут развивать сюжет, если в твоей жизни, конечно, он есть. Вот что значит — быть героем своей истории.

— То есть я продолжу жить своей жизнью? — спросил я, и в горле у меня как будто что-то застряло.

— Ты уже начал жить по-другому, как я вижу, — заметил Оззи и выпустил струю розового дыма. — Даже по твоему новому стилю одежды это видно.

Я соскочил с подоконника мигом и подлетел к Оззи. Стукнул кулаком по столу рядом с ним.

— Ты ублюдок! — закричал я. Мне хотелось разорвать его на мелкие куски. — Ты еще издеваешься! Я черт знает где провел последнюю неделю! Ты обманул меня, ты знал, ты все знал с самого начала, ты знал, что я думаю и ради чего на это решаюсь! Но ты специально сделал так, чтобы я спустился на самое дно! Ты хотел меня покорежить, помять! Я тебя ненавижу!

Мне казалось, что я как насквозь вижу этого дракона и его желание меня воспитать — желание наперекор всему, всему самому дорогому в моей жизни. Он не считался ни со мной, ни с тем, что мне важно, только со своими мыслями — и так было всегда, с самого начала знакомства. Я потерял все — и все из-за него.

В глазах Оззи бегали искры.

— Значит, там, в книге, про то, как я шлялся по проституткам? — продолжал я. — Про то, как я блевал в туалетах? Но я не этого хотел, не к этому готовился, хренов дракон!

Оззи молчал, его глаза смеялись.

Рука моя как-то сама по себе схватила топор — тот, что все еще лежал у крана — и меня понесло уже матом.

— Эй, — остановил меня Оззи. — В сказках обычно все заканчивается убийством дракона, а не начинается с него. Ладно, проститутки и сортиры были не самым плохим началом. Но кровавая резня с лучшим другом — уже перебор, правда?

Его спокойный ответ и то, что он ни разу не огрызнулся в ответ, меня вдруг успокоило. Чтобы окончательно прийти в себя, я вогнал топор в стену рядом с дверью.

Еще пару минут я остывал, приходил в себя, сев снова на подоконник.

— Все правда пошло прахом, — сказал я. — Моя жизнь останется прежней. Ничего не изменить.

— Ты уже изменил, — ответил мне Оззи. — А сколько всего впереди! Ты же не просто живешь, ты пишешь историю: в твоих силах придумать начало, развитие, конец… Они будут такими, как ты захочешь. Совершенно.

— Я бы мог и просто продолжать жить по-прежнему, — сказал я.

— Нет, — сказал Оззи, пуская колечки молочного дыма. — Ты не мог просто продолжить свою прежнюю жизнь и поэтому пришел ко мне. Но никто, никто в этом мире, не только в этом городе, не может отправить тебя в сказку. Это единственный мир. Есть только он.

— Откуда тогда пришел ты?

— Я не приходил ниоткуда.

Оззи отвернулся от меня к стене, где стояла раковина, и стал пускать разноцветные колечки дыма, нанизывая их один на другой. Я смотрел на него, на колечки, и не понимал его слова, но ярость внутри стала утихать, а вместо нее приходило спокойствие.

— Я уйду скоро.

Оззи кивнул мне в ответ.

— Сегодня же. По-моему, все хорошие сказки — о долгих путешествиях.

Он снова кивнул.

— Спасибо тебе.

* * *

Я стоял на обочине трассы, подняв руку в жесте, который известен всем водителям. Я отличался от остальных, кого понесла нелегкая на попутках, разве что одной подозрительной чертой: у меня не было с собой ни рюкзака, ни даже какой-то маленькой сумки. Не было вещей вообще.

При мне были только мои уши, мои глаза… и я видел, как сквозь утреннюю дымку светит солнце, восходящее над моей сказочной страной.