Алое и белое

Росчерк птиц летящих — чернила воздуха из опрокинутой банки, сгущение прорезей, за которыми темнота.

Не бойся Аида, поманившего в путь под лохматый дерн, под распаханный ветер, тягучие воды из луж у ржавых рельс.

Полнится полночь тяжелым жаром, и даже дыхание скоро превратится в пар. Темные здания, оранжевые окна.

Три чистых квадрата, испиши их целиком, не оставь ни ноготка белизны, пусть он даже не поймет, что это слова — смысл не в них, не в этих формах.

Как не в цвете твоих глаз и не в силуэте губ.

И не в том, кому: это может быть коллега или кто-нибудь из трамваев, вагонов, автобусов, случайный сосед, пара взглядов, одобрительные кивки в сторону обложек на коленях. Может, кто-то из бывших — из тех, кто.

Адресаты, получатели, вы все не сбылись, и даже ты уже скоро закончишься.

Какими годами раньше ты поняла, что словами не выразишь, все поцелуи перечеркнутся, все объятья растают? Теперь остались только эти неуклюжие, змеиные движения, и змея уже сожрала твои легкие. Принесла тебя в жертву.

Ты харкаешь кровью на салфетки, на три салфетки — в кольце рядом стоящих людей, идет поезд, а в глазах темнеет.